User:Psychiatrick/Poetry

Диссидентам
"Зверства" на Бушмановке

Пусть тетрадка моя исчеркана,
психбольница судьбу коверкала,
продолжаю искать то зеркало,
в коем истина, а не мистика
появляется в отражении.
Дай мне, Господи, выражения
или средства изображения
пусть хотя бы в пределах листика.

Посвящаю свои созвучия
всем, кого в дурдомах замучили,
чьи уста обрели беззвучие.
Приложив всё своё усердие,
пока рот не забит «лекарствами»
(психиатры славны коварствами),
я с бумагой делюсь мытарствами
ради правды и милосердия.

Чего узник в застенках чувствует,
то, возможно, никто не чувствует,
а поэтому я предчувствую
смех, а может быть, и агрессию.
Не прошедшему сквозь чистилище
инквизиторского судилища
трудно будет войти в чистилище
этой выстраданной поэзии.

Есть такое «заболевание»,
за которое мстят. Название
не способствует пониманию
сути данного проявления.
Вязки, двери, баланда кислая —
это месть за свободомыслие,
дурдом — средство для подавления.

Репрессивное учреждение,
где карают за убеждения,
помещая за ограждение,
хоть больницей и называется,
грязь, вонь, хаос — здесь суть эстетики,
мат, крик, ложь — суть врачебной этики,
здесь мучители, а не медики,
вяжут, бьют нас и издеваются.

Фразу вытянув провокацией,
извращая смысл профанацией,
объявляют галлюцинацией
для насильственного лечения.
Человек будет долго мучиться,
говорить и писать разучится,
а в конце из него получится
доходяга без сил, растение.

Всё толкуют как заблуждения —
взгляды, мнения и суждения.
За малейшее рассуждение
так накачивают снотворными,
что с огромным трудом пробудишься,
в сновиденьях и впрямь заблудишься.
С психиатрами не посудишься.
Становитесь скорей покорными!

Мы сидим за трёмя запорами,
перепоротые уколами.
Отнимают одежду — голыми
мы блуждаем по отделению.
Мы не знаем стыда и радости,
когда кушаем даже сладости,
от врачей видим только гадости,
вред, враждебное отношение.

Нам от них нет ни капли жалости,
даже крохотки, даже малости,
каковая приходит к старости
и зовётся обычно опытом.
Впрочем, дело, должно быть в скупости,
в их эмоциональной тупости
и в интеллектуальной глупости,
в неспособности к этим хлопотам.

С целью нашего донимания
проявляя непонимание,
даже в наши воспоминания,
в душу сунет носы нахальные
медицинское узколобие.
Страшно стать вдруг его подобием,
но не лечь чтоб под их надгробие,
надо быть как врачи «нормальными».

Врач в халате подобен мумии,
высох разум и остроумие,
он подолгу сидит в раздумии,
чтоб понять существо рассказа, но
вроде школьника неумелого
он не может схватить смысл целого,
пустяка отличить от ценного,
у него всё иначе связано.

Вот поэтому вся история
психболезни — ложь, бутафория.
ограничена территория,
ограничены посещения.
Мы здесь бесимся от бессилия.
Ни к чему не ведут усилия.
Невозможна борьба с насилием
в стенах этого помещения.

Из дурдома и мышь не выбежит,
пока врач из него не выпишет,
дурака из тебя не вытешит
или до смерти не замучает
препаратами и допросами,
оскорбляющими вопросами,
издевательствами, угрозами,
если бить и вязать наскучает.

Нету к нами от врачей сочувствия.
Мы затравлены до бесчувствия.
Нехорошее самочувствие.
Чтоб не рухнуть на пол развалиной,
я присел у трубы на корточки
и сижу как петух на жёрдочке.
Мне показывают «отвёрточку»
у виска: мол, дурак, проваливай.

В первый раз потерял сознание
в своей жизни я в этом здании.
Тошнотворное состояние.
Химией отравили изверги.
Стены, окна, росточки зелени
почернели, пропали в темени,
всё исчезло в пространстве–времени.
Я упал, находился при смерти.

Я почти что лежал в агонии.
Кто ответит за беззаконие?
В «клетках» держат в таких условиях,
что всё б дал за глоточек воздуха.
Обращаются как c баранами.
Наше тело покрыто ранами
от уколов. Пижамы рваными
стали. Крик не находит отзвука.

Психиатры совсем замучили
нас таблеточками вонючими.
Нам пихают их в горло кучами,
и от них в нашем горле засуха,
жажда, жжение, пить желание,
а в конечностях — груз, дрожание,
в теле — слабость и недержание.
Вытирай за собой пол насухо!

От химического возмездия
психиатров — в глазах созвездия,
лишь безрадостные известия:
мы измучены и издёрганы.
Психиатры для нас — каратели,
санитары — их надзиратели.
много химии здесь потратили,
чтоб испортить у нас все органы.

Много бед от «лекарств»: мы скорчены,
неподвижны, неразговорчивы,
наша дикция неразборчива,
руки, ноги едва шевелятся,
заикаемся, спотыкаемся,
на врачей про себя ругаемся.
Что в растения превращаемся —
до сих пор нам самим не верится.

Все движения заторможены,
губы, лица поперекошены
препаратами, искорёжены,
до предела обезображены.
Даже собственные родители
не узнали б нас, если б видели.
Что творят здесь врачи–мучители
В страшном сне не приснится даже нам.

Травят так, что глаза — квадратные,
руки, ноги, язык — как ватные.
Ими двигать — нужные громадные
силы: страшная тяжесть, скованность.
Душно. Тесное размещение
Коек. Тусклое освещение.
Чтобы сделать перемещение,
шаг, жест, знайте его рискованность.

Тошнота, рвота, муть — прям бедствие.
Вот химические последствия.
То, какими здесь травят средствами,
не заснять на фотоэмульсиях.
Даже в радости и беспечности
не забудется в скоротечности
как трясутся, дрожат конечности
от «лекарств», как лежишь в конвульсиях.

Из трясущихся рук всё валится.
Вскоре весь организм развалится.
Тяжелейшем плитой навалится
кома. Страшное состояние.
Тело химией разворочено,
честь диагнозом опорочена.
Наше место теперь — обочина
жизни. Мерзкое достояние.

Постоянное отравление,
боль в висках, головокружение.
Но не вызовут удивления
«медицины» на травлю жалобы.
Раньше были кровопускания,
инквизиции истязания,
нынче — химией набивания.
Сколько можно травить? Отстала бы!

Нас обкачивают пилюлями,
чтобы сделать больными нюнями,
химзависимыми холуями,
приходящими за «лекарствами»
в психбольницу и после выписки,
чтобы долго стоять у вывески,
ожидая таблеток выноски
как подачки врача с мытарствами.

Тихо нас превращают в «овощи»,
в паралитиков, в немых сволочи–
психиатры. Мы жаждем помощи
и спасения, а не окрика.
Чтобы сделать рабами робкими,
санитары руками ловкими
нас привязывают верёвками
к койкам. Крик не находит отклика.

На руках — от верёвок полосы.
Санитары здесь рвут за волосы,
ручкой с двери ударят по носу
или тапком в глазное яблоко,
а от сильного подзатыльника
в голове слышен звон будильника,
всё звенит от руки насильника,
а в глазах всё плывёт корабликом.

Всё труднее сдержать ругательства,
вспоминая все надругательства,
оскорбления, издевательства,
абсолютнейшее бесправие.
Не сказать же врачебной братии,
практикующей лишь отнятие
прав, свободы, что демократией
называется равноправие?

Помогите, друзья–соколики!
Мы подопытные. Как кролики.
От таблеток в печени колики —
наши жалобы и не слушают.
Не считаются с пациентами,
держат их под экспериментами,
травят, травят медикаментами,
гложут, гложут, пока не скушают.

Добивают нас препаратами.
Становясь уж дегенератами,
мы встречаемся лишь с утратами:
высыпаются зубы, волосы.
Муки длятся без прекращения.
За садистские извращения
к психиатрам — лишь отвращение,
а на крик не хватает голоса.

Боль, страдание, нарушения
функций, признаки разрушения.
Не давал я ни разрешения
на лечение, ни согласия.
Вы забыли своё призвание?
Долг врача — облегчать страдание.
Проявите же сострадание,
прекратите же безобразия!

Рвота, обморок, боли в печени.
Здесь болезнями обеспечили
и достаточно покалечили
превеликое граждан множество.
И от, стыдно сказать, «лечения»
лишь испытываешь мучения,
всё утрачивает значение,
понимаешь, что мир — убожество.

Просто сдохнуть от восхищения!
Нам не выплатят возмещения.
Мы трясёмся от возмущения,
что здоровье у нас потеряно.
Продолжая свои репрессии,
нас вгоняет в гробы, в депрессии
медицинское мракобесие.
Вот кому наша жизнь доверена.

Всех, кого превзойти не можете,
на прокрустово ложе ложите,
на котором как псы изгложете
человека подобно хрящику.
Зверством, пытками многократными,
комой, шоками препаратными
жаждут сделать нас адекватными
глине и гробовому ящику.

Вы диагноз на всём поставите,
всей культуре «досье» составите,
всех отраву глотать заставите,
только б Вас по спине погладили.
Но из грязи сухим не вылезти,
на крови ничему не вырасти.
Проявите хоть каплю милости
к тем, кому всю жизнь загадили!

Здесь убита культура целая,
мысль, искусство, наука смелая.
Из творцов идиотов делая,
вы твердите: «всё узаконено»,
в нос суете диплом с наградами,
а являетесь ретроградами.
За решётками и оградами
столько замыслов похоронено!

Вызывают врачей деяния
стыд за белые одеяния,
ведь их действия — злодеяние:
зло — умы подвергать кастрации.
Как на яростном выступлении
крикнуть хочется в исступлении:
ваши действия — преступление,
геноцид против русской нации.

Пациенты по полу шаркают,
кто-то плачет, кричит и харкает,
санитары на буйных гаркают,
ослабевших толкают с хохотом,
люди стонут, хрипят и охают,
костыли раздаются по полу,
психиатры дверями хлопают
так, что стёкла трясутся с грохотом.

Как слаб голос простого лирика,
как его заглушает клиника!
Я уже превратился в циника
или даже совсем в безбожника.
За окном стало небо синее,
а на стёклах — узоры инея.
Позавидовать этим линиям
может только душа художника.

Браться, дайте подняться к форточке!
Под глазами — мешки и чёрточки.
Я утратил смазливость мордочки.
Как здесь быстро проходит молодость!
Это следствие «профилактики».
Я живу на краю галактики.
Человек одинок на практике.
Сущность айсберга — лишь отколотость.

Валерий Махно, Калуга, май 2000 *

_____________
* In 2000, the poem was circulated in the mein street of Kaluga and delivered to Natalia Dmitrievna Svetlova, Aleksandr Solzhenitsyn's wife, but was not published.